Мы били врага профессионально
Юрий ЗАРУДИН, генерал-полковник в отставке,
участник Великой Отечественной войны 1941-1945 годов, Герой Советского Союза

Человек, о котором мы рассказываем, а точнее, предоставляем ему слово, известный всей стране. Юрий Федорович Зарудин - Герой Советского Союза, генерал-полковник, в недавнем прошлом командующий Северной группой войск (Польша), заместитель главнокомандующего войск Южного направления (Баку). Сегодня он вице-президент Российской ассоциации Героев, член коллегии Российского государственного военного историко-культурного центра при Правительстве РФ. За его плечами большая жизнь. Но главным временем для себя он читает годы Великой Отечественной, когда наш солдат вершил подвиг во имя человечества.

ОН ЧАЩЕ всего возвращается к тому времени. «Вы знаете, что меня всех больше волнует и злит? – вступает в разговор Юрий Федорович.- Сегодня море горе-авторов, считающих, что мы не умели воевать, что не жалели солдат, что завалили поле брани трупами. Врут, врут страшно, серебряники отрабатывают. Хотят отобрать у нас великий праздник Победы. Не удастся. Мы били врага профессионально. Это я говорю - генерал-полковник Зарудин, в войну - взводный, ротный, комбат, проведший на переднем крае 730 суток, в непрерывных боях, в цепи атакующих прошедший более 2-х тысяч километров. На этом пути мне пришлось форсировать 6 крупных водных преград: Днепр, Березину, Неман, Нарев, Вислу и Одер. За время войны я был четырежды ранен и дважды контужен, пробыл на излечении в госпиталях в общей сложности 10 месяцев. Я знаю, что такое война».

Ю. Ф. Зарудин (первый слева) с однополчанами. Июнь 1945 г.

Голос у Юрия Федоровича срывается, сказывается ранение в горло, он на минуту умолкает, чтобы вновь взорваться. Ему профессиональному военному непонятно, почему развелось так много «правдоискателей», далеких от войны, а часто и от армии.

Он родился в деревне Ивановка Семипалатинской области в крестьянской семье в 1923 году. В мае 1941-го был принят в Грозненское военно-пехотное училище по комсомольской путевке. По сокращенной программе в декабре того же года, когда вермахт подошел к Москве, его c товарищами выпустили младшими лейтенантами. Он был направлен командиром стрелкового взвода в 58-ю стрелковую дивизию 50-й армии Западного фронта - под Тулу. Отсюда начался боевой путь Юрия Зарудина, завершившийся под Берлином. С февраля 1942 года и до самой победы он в пехоте, на переднем крае. Выбывал только по ранениям, чтобы вновь возвратиться на фронт. Восемь месяцев тяжелых боев за освобождение Белоруссии, в которых был дважды ранен, а поэтому считает республику своей второй Родиной. Белоруссию Юрий Федорович считает своей второй Родиной. Ведь воевал на территории четырех областей: Минской, Гродненской, Могилевской и Витебской. С болью вспоминает кровавые бои за поселки Спичино, Жарки, Ленине, Хандоги, десятки других деревень и хуторов. За бои на белорусской земле дважды представлялся к высокому званию Героя Советского Союза. Первый раз в декабре 1943 года, о чем отмечает в своих мемуарах «Время выбрало нас» генерал-полковник М. Г. Хомуло, его командир полка в годы войны.

«Лейтенант Зарудин, командуя 8-й ротой в этом ночном бою, проявил не только личную храбрость и мужество, но и распорядительность, умение действовать дерзко, решительно. Его рота первой поднялась в атаку и первой ворвалась в деревню. Наступая в центре боевого порядка батальона, она блокировала церковь и школу, где был штаб немецкого полка. Рота уничтожила около сотни немецких солдат и офицеров, взяла в плен около сорока человек, троих младших офицеров, одного майора - командира немецкого батальона...

Зарудин с ординарцем бросились на правый фланг, где замолчал «максим» - оба пулеметчика были убиты разорвавшейся миной. Зарудин лег за пулемет и продолжал вести огонь по отступающим немцам. В это время скрытно подползли два немецких автоматчика и почти в упор выпустили по пулеметчикам несколько очередей. Ординарец был убит наповал, а Зарудин тяжело ранен. В декабре, когда дивизия наша была снова в составе 10-й армии, мною было подписано представление лейтенанта Зарудина к званию Героя Советского Союза».

Присвоение звания не состоялось. По-видимому, документы затеряли. Второй раз Зарудин был представлен к званию Героя Советского Союза в июле 1944-го за бои в Могилевской области. Тогда 42-я стрелковая дивизия, в которой он воевал, продвигаясь с боями на запад, форсировала реки Друть и Березину, прошла к 4 июля более 250 км. Рота 459-го полка под командованием старшего лейтенанта Зарудина в бою за господствующую высоту отбила контратаку противника, в составе батальона разгромила вражеский гарнизон в деревне Жевань (Горецкий район Могилевской области) и переправились через реку Бася. В числе первых форсировала Днепр, заняла плацдарм на правом берегу и прикрывала огнем строительство переправы. Юрий Зарудин стал Героем 24 марта 1945 года.

С 4 по 11 июля дивизия участвовала в разгроме окруженной 105-тысячной группировки немцев юго-восточнее Минска. Батальон, а им уже командовал старший лейтенант Зарудин, захватил более 300 пленных, много техники и оружия. Продолжая развивать наступление в направлении Лида -Гродно, в течение 14 и 15 июля он ворвался Житомлю. 14 июля Зарудин был ранен, но из боя не выбыл. 16 июля освободили Гродно, а в ночь на 17 июля 42-я дивизия форсировала реку Неман и захватила плацдарм. К полудню немцы нанесли контрудар дивизией «Мертвая голова». Советские части отошли на восточный берег Немана.

На западном берегу Немана остался только 1-й батальон 459-го полка под командованием Юрия Зарудина. На высоком берегу южнее деревни Бяла Сольна он занял оборону и в течение 3-х суток с 17 по 19 июля удерживал рубеж, отражая контратаки противника. Опираясь на этот плацдарм, 20 июля 42-я дивизия перешла в наступление и 25 июля вышла на Государственную границу СССР. В тот же день за освобождение города Гродно 42-я дивизия была награждена орденом Кутузова 2-й степени.

После Белоруссии были Польша, Восточная Пруссия, Восточная Померания и собственно сама Германия, бои под самим под Берлином.

После войны Юрий Федорович окончил Военную академию бронетанковых войск, позже - Военную академию Генштаба, с отличием, отметим. Служил четыре года командиром полка в Прикарпатском военном округе, затем в течение 11 лет на Дальнем Востоке – командовал дивизией корпуса, армией. Потом последовало назначение первым заместителем командующего войсками Ленинградского военного округа. В течение почти 7 лет он командует Северной группой войск. После чего назначается первым заместителем главнокомандующего войск Южного направления (Баку). 3 года прослужил в должности главного военного советника во Вьетнаме.

О ТАКИХ говорят: военная косточка. «Я начинал войну командиром взвода. И в 1941-м верил, что будет Победа. Иначе нельзя было сражаться, - рассказывает Юрий Федорович. - Я не думал, как шкурник, что меня убьют. Любил солдат, берег их. И они меня любили и берегли. Начал войну с солдатами в окопах и блиндажах и закончил ее с солдатами в окопах и блиндажах. И так 730 суток. Ни одного «ни тыкнул», только на «вы». Завтра атака, сегодня всех обойду, с каждым поговорю. Идет Белорусская операция, прорыв подготовленной обороны - серьезная штука. Я, ротный, выявляю, что из 105 человек 12 человек к бою не готовы. Один солдат из Тамбова, два раза ранен, женат, двое детей, говорит: «Убьют меня». Назначил старшим над «не готовыми к бою» и в атаку их не взял. Не имел такого права, скажите?! А я не спрашивал никого. Я – командир роты, мне вести людей в бой, и я принял нужное решение. Мы дрались, а они день отсиживались в траншеях. А потом все наладилось, каждый из оставшихся в тылу преодолел психологический барьер. Я не хотел посылать их на смерть, морально подавленный в бою - не жилец, и не послал. И никто меня за это не упрекнул. А нам говорят, что мы не берегли солдат. Берегли, да еще как.

Вот еще факт, из серии боев в Белоруссии, восточнее населенного пункта Хондоги в 1943-м. Сидим в обороне. Командир батальона капитан Рассмотров, получив задачу от командира полка майора Хомуло, приказал взять к утру донимавший нас дзот. То была земляная огневая точка: пять накатов бревен, три амбразуры. Расстояние до него метров 70-75. Я что - зверь, в лобовую атаку людей посылать. Взял газетку, уголек – начертил: один взвод огнем ударит, второй и третий под прикрытием справа и слева атакуют. Нарисовал план, собрал командиров отделений, их у меня 7 человек было, 5 из них с боевым опытом, пригласил командира взвода москвича Зайцева. Рассказал о своем решении, подчеркнул, что лучшего придумать ничего не мог. А затем: «Через два часа встречаемся, критикуйте меня, предлагайте свои решения» Почему поступил так? Не был уверен, что атака пройдет успешно, людей «за зря» можно было положить.

Приходят. Один бывалый, старше меня, я ему годился в сыновья, на Финской воевал, говорит: «Нужна неделя. Подком сделаем. Грунт – глина, на полметра углубимся и лаз диаметром в метр соорудим за милую душу, чтобы можно на полусогнутых пробраться». Стоящее предложение. Доложил Россмотрову, а тот мне: «Сам докладывай комполка». Докладываю майору Хомуло: «Задача выполнима, но требуется неделя, чтобы на смерть людей не посылать, мол, так и так, лаз сделаем». «Разрешаю, - говорит, - все равно в обороне сидим».

По ночам грунт вытаскивали к себе в тыл. А чтобы дурманить немцев, днем рыли небольшие траншеи - впереди, в тылу. Гитлеровцы понимали, что мы что-то затеваем, но что? А дзот охранялся одним часовым. Это мы хорошо знали, находились же совсем близко. Подкопали и в 3 часа ночи вперед по лазу. Через 10 минут бросок: справа 10 солдат и слева 10 солдат, я был одиннадцатым. Охранника сняли сразу. Врываемся в дзот, старший лейтенант пьет французский коньяк, другие также без оружия, оно сложено. Мы перебили весь расчет. С нашей стороны - один легко раненный. Так берегли мы солдат или нет? Берегли!

Мне приказывают взять позицию врага. А как сразу ее возьмешь? Меня остановили пулеметным, минометным и артиллерийским огнем. Днем я не могу атаковать. Мы окапываемся, медленно движемся, но всячески стараемся найти слабое место у противника, обойти его с фланга, стараемся дотянуть до ночи. Ночью мы брали фрица без потерь. Да мне приходилось слышать: «Что ты топчешься? Перед тобой полтора фрица. Пришлю адъютанта расстрелять тебя». Да я от фрица в 150 метрах. Ты ко мне не подступишься, а если подступишься, то ты сам должен поднять бойцов в атаку. И я говорил: «Иди и поднимай». Я так воевал, только так. Каждого человека берег.

Не отрицаю, встречались командиры, которые чуть что: «Расстреляю!». Были и неудачи. Известно, что Оршу мы брали четыре раза и четыре раза не взяли. Но большинство командиров – это умные, опытные люди, всю войну постигавшие искусство беречь людей. Я говорю о своих командирах – от комполка до командующих фронтами. С симпатией всегда вспоминаю своего командира полка майора Михаила Григорьевича Хомуло. Ему было 43 года, он окончил военное училище. Грамотный командир был. Генерал-полковником стал, 10 лет войсками Сибирского военного округа командовал. Потом служил в должности заместителя главкома Сухопутных войск по боевой подготовке. Дружил я с ним.

Самая запоминающая операция – Белорусская. Возле деревни Черневка форсировали реку Бася. Она неширокая, 10-12 метров. На место форсирования я съездил прошлом году, через 60 лет, вспомнить юность, друзей. Перед этим артподготовка была, плотность - от 120 до 200 орудий и минометов на километр прорыва. Мы атаковали на рассвете, фрицы дремали. У нас все было организовано превосходно, и мы сходу форсировали реку. Местные нам помогли…»

Интересуюсь у Юрия Федоровича, а как дело обстояло при форсировании крупных водных преград, ведь за его плечами их шесть. Он цитирует Александра Твардовского:

«Переправа, переправа...

Темень, холод, ночь как год.

Кому память, кому слава,

Кому темная вода, -

Ни приметы, ни следа».

А потом рассказывает: «В Польше, это был октябрь-ноябрь 1944-го, мне приказали форсировать Нарев в районе Ломжа - Остреленко и захватить плацдарм. Мой батальон должен был переправиться на противоположный берег на лодках, в каждой по 10 человек. Как это сделать бескровно? Я подобрал в 8-9 км от переднего края озеро и начал там учить людей. Лодки опрокидывались, солдаты тонули, их спасали. И научились бесшумно ходить по озеру, гребешь веслами - ни одного всплеска. В районе форсирования постреливали, но в целом стояла тишина. И я не взял с собой даже тех, кто кашлял. Мы переправились через Нарев без единого выстрела. Батальон взял три траншеи. С нашей стороны 2 убитых и 5 раненых. Сказалась подготовка на озере. Я мог ее не проводить, но какой же я после этого тогда командир.

Вспоминая Нарев, расскажу о таком случае. Наш батальон занял оборону под Снядово. Шел уже пятый год войны, а мы долго сидели в обороне, и люди заболели окопной болезнью. Солдату кажется, что на него наступают, он кричит, бросает гранаты, стреляет. Я тогда собрал опытных солдат: надо подумать, что сделать. И решили в 700 метрах от передовых позиций отгрохать «дом отдыха». Соорудили землянки, с печкой, и по одному из отделения на двое суток туда – поить, кормить. Землянка на двоих, люди в одной, оружие – в другой, чтобы морально полегче было. Замполит Жирнов предложил меню составить, пусть, мол, заказывают: или блондинку (каша пшенная), или шрапнель (каша из пшеницы), или макароны, или гречку, к вечеру сготовим. Выпить – лучше на ночь. Так снимали стресс. Узнал командир полка: показывай. Дошло до командира дивизии, он собирает командиров полков, рассказывает о нашем эксперименте, докладывает командарму. А вскоре звонит мне комполка: «Командарм приказал отправить тебя в армейский дом отдыха». Уехал на неделю. Он его организовал там, где госпиталь, где мыльный пузырь, прачечная. Там даже танцы были. В комнате на столе графин водки, пей, если хочешь. Я хорошо отдохнул. Командарм потом мне сказал: «Это тебе за то, что ты для солдат придумал батальонный дом отдыха».

К слову, на Нареве немцы периодически применяли слезоточивые газы, цель – захват языка. Об этом никто не пишет, но такое было. Видимо, остро стояла задача раздобыть разведданные. Опасная обстановка и для солдата и для офицера. Засаду могли устроить в любом месте, ведь между отделениями - разрыв. Когда обходил батальон, то по самим траншеям шел только там, где были мои подчиненные, а в промежутках между позициями - с охранником и по верху».

ТУТ Юрий Федорович переключается, и говорит: «Война – это огонь, кровь, смерть. А значит, чтобы крови было меньше, нужно готовиться и готовиться. И мы, кстати, готовились, причем, и до войны. Ведь в школе имели начальную военную подготовку. У нас был хороший спортивный городок, там спортивные снаряды - трапеция, лестница, шест, канат. Я занимался каждое утро. А вспомним нормативы: «Ворошиловский стрелок», «Готов к труду и обороне», «Готов к санитарной обороне», «Готов к химической защите». Потом фильмы смотрели патриотические, игры были. Я пришел в армию подготовленным. И сегодня в 80 лет могу отжаться 30 раз. Недавно в одной из школ я это продемонстрировал. На выдохе отжимаюсь 10 раз.

А что сейчас творится? 10 человек призывается в армию, а 9 из них слабачки, да еще какие. Не понимаю, почему отменили НВП. Как же ребят готовить к армии? Каждый туда должен приходить морально подготовленным, с какими-то навыками.

Будучи командующим Северной Группой войск, заметил однажды, как командир роты рассказывает, а не показывает, как нужно выполнять упражнение на перекладине. Я подошел и показал, как нужно работать на снаряде, а затем сказал: «Делай, как я!» Через месяц офицер стал сам выполнять спортивные упражнения, потом, при случае, спасибо мне сказал.

Я окончил Грозненское пехотное училище, в которое поступил добровольно. У меня было два командира взвода, и оба добротно учили меня, они все умели. И командир отделения младший сержант Воробьев учил меня по принципу «делай, как я». А потому и я по выпуску все умел.

На войне пехота каждый день использует гранату, штык, нож, лопату, руки, наконец. Война, повторюсь, - это огонь, кровь, смерть. Или ты убиваешь врага, или он тебя. В бою третьего не дано. Почему мы остались живы, потому, что умели убивать. Не убьешь, тебя убьют. Фашисты к нам пришли, а не мы к ним.

Я воевал по боевому уставу 1942 года. В нем было записано, что пехота Красной Армии является основным родом войск. Все держала на своих плечах пехота. Заняли населенный пункт, поменял пехотинец портянки, только тогда можно докладывать, что деревня взята, не ранее. Пехота сильна огнем в сочетании с движением вперед и завершающим штыковым ударом. Недавно я был на встрече с самбистами, проводился чемпионат Москвы. Рассказал парням, как мы учились приемам рукопашного боя. На полосе препятствий, это 400 метров, я с разных позиций должен был поразить 10 солдат противника, провести несколько приемов штыком, прикладом: с отбивом вправо, влево, вниз, верх, тычком, а дальше лопатой, а еще дальше гранатой. Всему этому мы учились. Когда увидел в деле самбистов, то порадовался их мастерству. Не удержался, сказал им: «Если мне во время войны дали бы таких роту, то в ходе Белорусской операции я, как ротный, выполнял бы все задачи без пополнения, потери имел бы только случайные». Почему? Каждый бой завершается рукопашной схваткой. А в ней побеждает сильнейший».

Юрий Федорович говорит, что пехота вела боевые действия в самых разнообразных условиях местности, в любое время и суток. «Так было: я на животе лежал, а спиною укрывался, небом грелся, а шилом брился. Пока тебя не убьют, ты траншею не покинешь, дорогой мой пехотинец. В 1942-м под Юхновым мы обмороженные, больные сутками сидели в окопах с ледяной водой. Вырыли окопы и сидим в них, высунешься – убьют, бомбежка страшная. Сижу, заснул от усталости, проснулся, а вокруг меня лед, вода заполнила окоп и замерзла. Вот так. В 1944-м в ледяной воде по горло на островах Ост-вест на Одере сидел двое суток».

ЮРИЙ Федорович отвлекается, а потом вновь возвращается к тому, что наболело. «Война – это огонь, кровь, смерть. Солдат-пехотинец в бою в среднем проводил в среднем 11 суток. Потом погибал. Когда ты имеешь дело с противником, то профессионально должен быть сильнее его по всем параметрам. Ты должен уметь вести бой: огонь, маневр, рукопашная схватка. Тогда выживешь! И морально ты должен быть выше врага, без этого ничего не получится. Солдат не спит, воюет, все время под напряжением, все время ощущает угрозу смерти. Если все время будешь думать о смерти, пропадешь. Настрой нужен на победу! И без водки. В атаку идешь - ни капли во рту. Убьют. А вечерком, пожалуйста, употреби свои наркомовские. Настрой важен, очень важен. Сужу по себе и по немцам. В 1941-м сбили фашистского летчика, а он кричит: «Хайль Гитлер». В 1942-м кричит: «Хайль Гитлер». В 1943-м, в 1944-м уже по другому запели: «Гитлер капут! Да, здравствует Сталин». Другим фриц стал.

Я не нотации сейчас вам читаю, о своих ощущениях говорю. В 1943-м, чувствовалось, инициатива у нас, но периодически она переходила к немцам. В 1944-м – только у нас, днем и ночью. Артиллерии много было. Обнаружили позиции фашистов, через несколько минут там уже огонь клубится. Танкисты все время с нами. В Белорусской операции танков непосредственной поддержки вон сколько было: на 1 км фронта от 20 до 120 единиц. А танк - это броня, прикрылся за ней и ты уже у фашистских траншей. Нам, главное, на бросок гранаты подойти, а дальше мы сработаем. Потом нас штурмовая авиация прикрывала, немцы боялись «черной смерти». Инициатива – великая вещь. Неслучайно, мы в ночь с 3 на 4 июля сходу взяли Минск, я на юго-восточной окраине дрался. Тогда единственный раз мне пришлось наступать на восток. Восточнее столицы Белоруссии наши войска окружили 105 тысяч фашистов, котел образовался, группировку уничтожать нужно было. Мы наступали на Гродно. У нас уже опыт был, боевой технике в достатке, и операции мы проводили без больших потерь. Потом, партизаны ночью выводили нас на фрицев. Немцы ночью спят, не ждут нас, и мы их были запросто. Наша дивизия пленила 8 тысяч гитлеровцев. Я сам больше 300 пленных сдал. Построил, оружие отобрал и сказал: «Идите в ту сторону». Тогда такое мы могли уже позволить…».

Юрий Федорович вновь возвращается к началу разговора: «Я всегда использовал местное население и партизан для того, чтобы бескровно выполнять боевые задачи. Вот, Березину форсировали, партизаны помогли. В Белоруссии их было больше 400 тысяч, 160 тысяч из них призвали в армию. И ко мне партизанское пополнение пришло, я их в обходящий отряд посылал.

В 1944-м до нас довели приказ Сталина, в котором Верховный Главнокомандующий потребовал: «Очистить от фашистских захватчиков всю нашу землю, восстановить Государственную границу от Черного моря до Белого». Приказ вселил в нас уверенность, душевный подъем: народ доверяет нам важную задачу. И мы ее выполнили. 25 августа были на границе. И я это говорю не потому, что сегодня живой, Герой, генерал-полковник… Подъем я ощущал тогда, когда был, образно говоря, с пулеметом. Я не бравирую.

При проведении Белорусской операции усвоил и такой важнейший урок: на войне многое значит дисциплина, она может решать судьбу сотен тысяч людей. В марте 1944-го нас из под Витебска перевели к реке Проня. Мы получили пополнение и приказ: готовиться к обороне, зарываться в землю, делать образцовые инженерные сооружения. Собрал подчиненных, показал шаблон окопа на отделение, рассказал, что такое ротный опорный пункт. Вскоре в полк прибыл комкор генерал-майор Мультан и кричит на моего соседа Грибкова: «Какой же дурак так оборудует траншею! Ведь обороняться будем, танки пойдут на нас – на одном километре 20 штук». Прибыл ко мне, посмотрел, говорит: «Все правильно! Спасибо сынок. Срок даю, помоги сослуживцу». Словом, мы трудились денно и нощно. Как оказалось позже, эмитировали, что готовимся к обороне, немцы этому поверили. И тут грянул «Багратион».

И ЕЩЕ Юрия Федоровича волнует то, что сейчас нет-нет да бросят тень на нашего солдата-победителя. «Плетут всякую ахинею. Мы в Германии вели себя достойно. Помню, взяли в Данциге дом, подготовлен он был к осаде на полгода - продукты, вода, свет. В подвале около тысячи женщин, детей и стариков. Только открыли дверь, все руки вверх. Две красивые немки несут поднос с украшениями, а за ними – идет бабушка. Сержант Носовский, мой переводчик, переводит ее слова, мол, это мне подарок, чтобы мы пощадили их. Говорю: «Передай, мы сюда пришли не по своей воле, потому, что ваши к нам пришли. Но пришли не грабить вас. Раздайте украшения людям». Раздали браслеты, кольца, всякую там мишуру по рукам. А дальше женщина спрашивает: «Вы коммунист?». «Да». «Рога есть у вас?» Пришлось снять фуражку. Вот как оболванивали немцев. Выставил охрану, чтобы «моих пленников» никто не тронул.

В другом городе заходим в дом, проверить нужно было, не затаился ли там враг. Немка сразу ложится. Говорю, мол, встань, дура. Она: «Нам рассказывали, что как только русские придут, то будут насиловать».

День Победы майор Юрий Зарудин встретил в госпитале. Виной тому – форсирование Одера. «Не от ранения лечился, от простуды, - вздыхает Юрий Федорович. - Сопротивление врага было жесточайшим. Рокоссовский признался, что разведка не сработала, недооценили противника. Одер был широкий, вода – три километра. Мы форсировали реку в районе города Шведт, юго-западнее Щеццина. На знаменитых лодках ДН-10 шли. Немцы подпускают метров на 100, а дальше фауст-патрон, и 10 человек в воде. Я двое суток просидел на островах Ост-вест на Одере, в траншеях, одни головы днем торчали из ледяной воды. Там и простыл, не один я, конечно. Когда взяли плацдарм, то мостам пошли, но его надо было взять. Словом, простудился, температура зашкаливала. Так я оказался в армейском госпитале 49-й армии, в Викштоке, где и узнал, что война завершилась….»

Подготовил Анатолий ДОКУЧАЕВ,
«Патриот Отечества» № 5-2005